Русские стихи о Душе ч.2 (Брюсов, Евтушенко)

* * *

Давно ушёл я в мир, где думы,

Давно познал нездешний свет.

Мне странны красочные шумы,

Страстям - в Душе ответа нет.

Могу я медлить миг мгновенный,

Но ввысь иду одной тропой.

Кто мне шепнул о жизни пленной?

— Моя звезда! я только твой.  (В.Брюсов)

* * *

Я много лгал и лицемерил,

И сотворил я много зла,

Но мне за то, что много верил,

Мои отпустятся дела.

Я дорожил минутой каждой,

И каждый час мой - был порыв.

Всю жизнь я жил великой жаждой,

Её в пути не утолив.

На каждый зов готов ответить,

И, открывая Душу всем,

Не мог я в мире друга встретить

И для людей остался нем.

Любви я ждал, но не изведал

Её в бездонной полноте,-

Я сердце холодности предал,

Я изменил своей мечте!

Тех обманул я, тех обидел,

Тех погубил, - пусть вопиют!

Но я искал - и это видел

Тот, кто один мне - правый суд!  (В.Брюсов)

* * *

Когда мужчине сорок лет, 

ему пора держать ответ: 

Душа не одряхлела? - 

перед своими сорока, 

и каждой каплей молока, 

и каждой крошкой хлеба. 

Когда мужчине сорок лет, 

то снисхожденья ему нет 

перед собой и перед богом. 

Все слезы те, что причинил, 

все сопли лживые чернил 

ему выходят боком. 

Когда мужчине сорок лет, 

то наложить пора запрет 

на жажду удовольствий: 

ведь если плоть не побороть, 

урчит, облизываясь, плоть - 

съесть Душу удалось ей. 

…

До сорока, до сорока 

схватить удачу за рога 

на ярмарку мы скачем, 

а в сорок с ярмарки пешком 

с пустым мешком бредём тишком. 

Обворовали - плачем. 

Когда мужчине сорок лет, 

он должен дать себе совет: 

от ярмарки подальше. 

Там не обманешь - не продашь. 

Обманешь - сам уже торгаш. 

Таков закон продажи. 

Ещё противней ржать, дрожа, 

конём в руках у торгаша, 

сквалыги, живоглота. 

Два равнозначные стыда: 

когда торгуешь и когда 

тобой торгует кто-то. 

Когда мужчине сорок лет, 

жизнь его красит в серый цвет, 

но если не каурым - 

будь серым в яблоках конём 

и не продай базарным днём 

ни яблока со шкуры. 

Когда мужчине сорок лет, 

то не сошёлся клином свет 

на ярмарочном гаме. 

Все впереди - ты погоди. 

Ты лишь в комедь не угоди, 

но не теряйся в драме! 

Когда мужчине сорок лет, 

или распад, или расцвет - 

мужчина сам решает. 

Себя от смерти не спасти, 

но, кроме смерти, расцвести 

ничто не помешает. (Е.Евтушенко)

* * *

Со мною вот что происходит:

ко мне мой старый друг не ходит,

а ходят в мелкой суете

разнообразные не те.

…

О, кто-нибудь,

            приди,

                 нарушь

чужих людей соединённость

и разобщённость

              близких Душ! (Е.Евтушенко)

* * *

Униженьями и страхом

Заставляют быть нас прахом,

Гасят в Душах божий свет.

Если гордость мы забудем,

Мы лишь серой пылью будем

Под колесами карет.

Можно бросить в клетку тело,

Чтоб оно не улетело

Высоко за облака,

А Душа сквозь клетку к богу

Всё равно найдёт дорогу,

Как пушиночка, легка.

…

Тело зябнет и болеет,

На кострах горит и тлеет,

Истлевает среди тьмы.

А Душа всё не сдаётся.

После смерти остаётся

Что-то большее, чем мы.

Остаёмся мы по крохам:

Кто-то книгой, кто-то вздохом,

Кто-то песней, кто - дитём,

Но и в этих крошках даже,

Где-то, будущего дальше,

Умирая, мы живём.

Что, Душа, ты скажешь богу,

С чем придёшь к его порогу?

В рай пошлёт он или в ад?

Все мы в чём-то виноваты,

Но боится тот расплаты,

Кто всех меньше виноват…(Е.Евтушенко)

***

…

Да, так устроен шар земной,

и так устроен будет вечно:

рыдает кто-то за стеной,

когда смеемся мы беспечно.

Но так устроен мир земной

и тем вовек неувядаем:

смеется кто-то за стеной,

когда мы чуть ли не рыдаем.

И не прими на Душу грех,

когда ты мрачный и разбитый,

там, за стеною, чей-то смех

сочесть завистливо обидой.

Как равновесье — бытие.

В нем зависть — самооскорбленье.

Ведь за несчастие твоё

чужое счастье — искупленье.

Желай, чтоб в час последний твой,

когда замрут глаза, смыкаясь,

смеялись люди за стеной,

смеялись, все-таки смеялись! (Е.Евтушенко)

***

Я был наивный инок. Целью

мнил одноверность на Руси

и обличал пороки церкви,

но церковь — боже упаси!

От всех попов, что так убого

людей морочили простых,

старался выручить я бога,

но — богохульником прослыл.

«Не так ты веришь!»— загалдели,

мне отлучением грозя,

как будто тайною владели —

как можно верить, как нельзя.

Но я сквозь внешнюю железность

у них внутри узрел червей.

Всегда в чужую Душу лезут

за неимением своей.

О, лишь от страха монолитны

они, прогнившие давно.

Меняются митрополиты,

но вечно среднее звено.

И выбивали изощрённо

попы, попята день за днем

наивность веры, как из чрева

ребёнка, грязным сапогом.

И я учуял запах скверны,

проникший в самый идеал.

Всегда в предписанности веры

безверье тех, кто предписал.

И понял я: ложь исходила

не от ошибок испокон,

а от хоругвей, из кадила,

из глубины самих икон.

Служите службою исправной,

а я не с вами — я убёг.

Был раньше бог моею правдой,

но только правда — это бог!

Я ухожу в тебя, Россия,

жизнь за судьбу благодаря,

счастливый, вольный поп-расстрига

из лживого монастыря.

И я теперь на Лене боцман,

и хорошо мне здесь до слёз,

и в отношенья мои с богом

здесь никакой не лезет пёс.

Я верю в звёзды, женщин, травы,

в штурвал и кОреша плечо.

Я верю в Родину и правду...

На кой — во что-нибудь ещё?!

Живые люди — мне иконы.

Я с работягами в ладу,

но я коленопреклонённо

им не молюсь. Я их люблю.

И с верой истинной, без выгод,

что есть, была и будет Русь,

когда никто меня не видит,

я потихонечку крещусь.  (Е.Евтушенко)